|
|
Дата: 08 Янв 2012 02:45:57
#
Оказывается на БИСМАРКЕ было 5 самолетов:
Летчики были «экскурсантами» на линкоре, над которыми смеялись и одновременно завидовали. Они вынуждены были играть в карты, когда другие воевали.
Это невыносимо.
Им приходилось беспомощно наблюдать, как жалкие «Свордфиши» торпедировали «Бисмарк», как над немецким флагманом безнаказанно кружили самолеты-корректировщики. Что за судьба у пилота люфтваффе, командированного на корабль!
Два дня назад капитан Фридрих обратился к командиру корабля:
– Прошу разрешить взлет.
– Для чего, Фридрих?
– Сбить «Каталину» будет нетрудно.
– Прилетит другая.
– И ее собью.
Линдеман улыбнулся.
– Это не так легко, – сказал он с теплотой в голосе. – Потребуется двадцать минут, чтобы вы поднялись в воздух. Придется сбавить скорость… Понимаете, что это значит? И какая гарантия, что вас не собьют?.. Придет и ваша очередь, капитан.
– Я был летчиком-истребителем.
– Знаю, – сказал командир. – Ценю это и помню о вас, капитан.
Только вернувшись к товарищам, Фридрих вспомнил, что хотел сказать командиру корабля. Черт побери, что такое «Каталина» и «Свордфиш»! Он сбил четыре «Спитфайра» над Францией! Получил Железный крест, когда большая часть его эскадрильи не вернулась. Что такое «Каталина» в сравнении со «Спитфайром»!
Им снова приходилось ждать, томиться на корабле. Вынужденное бездействие медленно опустошало их души.
Капитан был энергичным молодым офицером, соответствовавшим духу времени. Он, как говорят, родился в рубашке. Фридрих был единственным сыном директора банка, который, учитывая школьные оценки своего отпрыска, нанял ему частного учителя. Так мальчик перешел в следующий класс. Стал лучшим среди соучеников боксером, пловцом и гимнастом. Выбился в лидеры нацистской молодежной организации – участвовал в спортивных состязаниях, ночевал в палатке, по вечерам сидел у костра, распевая патриотические песни и ведя споры с юношеским пылом.
Затем пришло увлечение планеризмом. Он быстро научился использовать воздушные потоки. Легко выдержал экзамены и получил сертификаты А, В и С. Он носил эмблему в виде белых крыльев на голубом фоне с такой же гордостью, с какой ветераны Первой мировой войны надевали свои Железные кресты.
Наконец был получен сертификат об окончании летной школы.
Немного о команде БИСМАРКА и корабле который мы не купили перед войной:
Несмотря на несколько случаев паники, в целом экипаж «Бисмарка» вел смертельную битву с впечатляющей организованностью. Под интенсивным огнем раненых уносили в укрытие. Оставшиеся в живых члены команд смертников пробивались в импровизированные пункты сбора по приказу или без него. Каждый бросался в бой, подносил боеприпасы, охлаждал раскаленные стволы орудий при помощи огнетушителей, спешил на помощь заблокированным товарищам, становился на место погибших.
Там, где гибли офицеры, молодые матросы, чьи претензии на лидерство подкреплялись только отвагой и решимостью, временно брали на себя командование. Обреченные на смерть, державшиеся вместе, окруженные смертью, под градом вражеских снарядов, моряки «Бисмарка» проявляли подлинное чувство товарищества, которое отличалось от ура-патриотизма, пропагандируемого в официальной прессе и партийными ораторами.
«Бисмарк» горел, но вел огонь. Надстройки разрушены, две орудийные башни умолкли, импровизированные лазареты переполнены, медикаменты закончились. На корабле 700, а может, и больше убитых – кто их считал? Сотни раненых кричали, стонали или молча предавались отчаянию.
Елсу, строевому офицеру, снаряд прямым попаданием оторвал голову. Погиб адмирал Лютьенс. Но командир корабля все еще находился на капитанском мостике.
Огонь противника усилился. Бронированные плиты раскалились докрасна от бесчисленных попаданий снарядов, в любой момент жар мог проникнуть в помещение, где хранились боеприпасы, – это неизбежная гибель…
Огонь над колоссом поднимался выше надстроек, рвались снаряды и умирали люди, но внизу, казалось, ничего не происходит. Еще горели лампы, работала телефонная связь, вертелись турбины, светились кончики сигарет, слышался гул разговоров. Грохот от взрывов доносился будто издалека. Он не отличался от звуков орудийных залпов самого «Бисмарка».
Сохранялась нормальная температура. Работали вентиляционные шахты.
|
|
|
Дата: 08 Янв 2012 03:36:23
#
Какой-то шум. Откуда он? Мираж? Плод воображения?
Нет, шум сохранялся и нарастал совсем недалеко от него – должно быть, эсминец. Тот действительно шел на Нобиса полным ходом. Он мог различить моряков на палубе британского корабля. Они же его не видели. Он закричал. Услышат ли? Увидят? Помогут?
Эсминец подошел ближе. Теперь они должны сбавить ход, бросить ему конец каната, вытащить наверх. Они не должны оставить его на погибель! Это невозможно!
Ни одна душа так не поступила бы. Они же люди, хотя и с противоборствующего лагеря.
Эсминец прошел мимо. На полном ходу.
Так это и происходит, подумал с горечью Нобис. В нем нарастали вялость и отрешенность. Вот, значит, как умирают.
Адмирал сэр Джон Тови смотрел в бинокль и качал головой. Невероятно. «Бисмарк», разбитый, превращенный в груду металла, все еще держался на плаву. Практически каждый залп достигал цели. Ответный огонь уже давно прекратился, сопротивляющихся почти не осталось, но германский флаг все еще развевался.
– Ближе! – командовал адмирал. – Торпедная атака!
«Родней» выстрелил по германскому флагману с дистанции 3000 метров. Одна из них ударила в корпус «Бисмарка» посередине. «Норфолк» также послал в развалину четыре торпеды. Наблюдатель зафиксировал еще одно попадание – но германский флагман не тонул.
Торпедные атаки продолжалась. Для этого «Дорсетшир» сблизился с германским флагманом.
В борт «Бисмарка» ударила еще одна торпеда, пущенная с дистанции 4000 метров.
«Бисмарк» все еще был на плаву. Его не смогли уничтожить бесчисленные снаряды и торпеды. Можно ли доложить в Лондон, что он победил германский флагман, но так и не довел дело до конца? Адмирал стоял в нерешительности на своем уцелевшем мостике. Может, «Дорсетширу» удастся потопить немецкий корабль, мысленно успокаивал он себя.
<...>
– Ближе, еще ближе, – радировал адмирал командиру крейсера.
На «Дорсетшире» осталось две торпеды. Он не мог промахнуться с дистанции 2500 метров. Но ведь другие британские корабли тоже действовали не впустую, а «Бисмарк» все еще качался на волнах.
В 10.36 торпеда, выпущенная «Дорсетширом», ударила «Бисмарк» в левый борт.
<...>
Все больше и больше моряков выбирались на верхнюю палубу «Бисмарка». На нижних же, в частности в машинном отделении, еще горел свет, работали турбины, стояли на постах люди. Связи с капитанским мостиком не было. Ответственный за ремонтные работы капитан-лейтенант Юнак, военный инженер 10-го полудивизиона, который несколько часов без устали руководил своей командой, направил вестового к командиру корабля. Это случилось сразу после 10 утра. Он не вернулся. Инженер пошел сам. Пробрался на верхнюю палубу, увидев кровавую бойню, понял безвыходность положения и принял решение действовать самостоятельно.
Он собирался отдать приказ о затоплении корабля. Отобрал наиболее надежных людей, пресек начавшуюся панику, распорядился вывести наверх легкораненых и разослал вестовых по всему кораблю, чтобы всех предупредить.
– Корабль через пять минут будет взорван. Все на верхнюю палубу.
<...>
Фишер с двумя матросами пришел в машинное отделение. Там никого не было. Подчиненные, выполняя приказ, покинули свои посты. Заряд динамита лежал готовым к подрыву. Он мог быть приведен в действие лишь легким движением. Проектировщики «Бисмарка» все продумали.
– Вот мы и пришли, – сказал Фишер. – Остальное я сделаю сам. Поднимайтесь наверх.
– Что вы имеете в виду? – спросил один из матросов.
– Я остаюсь здесь, – ответил Фишер. – Я подорву заряд вручную.
– Должно быть, вы сошли с ума! – испуганно сказал старшина.
Главный механик взглянул на часы. В запасе еще пара минут. Последние в его жизни, которую он так любил. Он думал о матери, семье, маленьком домике, братьях и сестрах. Осталось еще сто десять секунд.
Фишер повернулся к морякам.
– Убирайтесь! – крикнул он. Голос сорвался.
Только сейчас моряки осознали, какое решение принял главмех.
– Я не уйду, – всхлипнул матрос.
– И не думай, – жестко сказал Фишер. Его лицо напряглось. Неужели он слез боялся больше, чем смерти?
Трое моряков смотрели на «адскую машину». Они вслушивались в нереальную тишину. Прошли секунды. Слова застревали в горле. У них болели глаза. В висках стучало.
Один из матросов рыдал, как ребенок.
– У вас жена, дети, – сказал офицеру старшина Небель. – Подумайте о них.
Фишер рассеянно кивнул, словно не понимал, что ему говорят. Его лицо побледнело, руки дрожали. Но им уже овладела решимость. Она направляла его действия.
– В этом все дело, – понизил голос Фишер. Он указал на матроса и хотел протянуть руку старшине, чтобы попрощаться, но та не двинулась, словно окаменев. – Он еще так молод, – сказал Фишер.
– Пойдем, – позвал старшина Небель матроса. Взял его за руку, потащил за собой. Преодолел вслед за ним люк, провел матроса через палубу, затем остановился, тяжело дыша, и сделал глубокий вдох.
В это время взорвался заряд.
<...>
В последние секунды перед затоплением «Бисмарка» великолепно работали санитары. Они продолжали выполнять свои обязанности, несмотря ни на что, хотя поверженный корабль вот-вот должен был пойти ко дну.
Даже после взрыва из лазарета успели вынести десятки раненых. Многие из них кричали, стонали, вырывались. Самые тяжелые испытания для раненых начались, когда они оказались на верхней палубе и готовились для спуска в воду. Несколько санитаров вновь и вновь спускались вниз, чтобы вынести оставшихся раненых, вопреки страху и всякому здравому смыслу.
– Оставьте их там, где лежат, – сказал вполголоса военврач Тиле. – Дайте мне морфий… Он там. Нет, не нужно стерилизовать иглу. Уходите, Вебер, время настало.
– Но что будет с вами, герр Тиле? – с болью в голосе спросил начальник санитарной службы.
– Попробуйте угадать, – ответил военврач Тиле.
Он оставался один среди стонущих, охающих раненых До сих пор у него не было времени подумать о себе. Даже о том, что ожидает впереди. О своем доме. Несколько часов он работал будто под гипнозом. Но сейчас, в эти страшные мгновения военврач ощущал, что корабль кренится все сильнее, погружается все глубже, заполняясь водой, а с ним рядом находятся эти беспомощные, обреченные люди. Это бесило его, заставляя ненавидеть и бояться смерть. Ему хотелось выбраться наверх и спастись. Время для этого еще оставалось.
Военврач Тиле выполнил свой долг до конца. Никто даже не предполагал, что он способен уйти на дно вместе с разбитым кораблем, остаться вместе с ранеными моряками из-за невозможности их спасения. Он вглядывался в серые, осунувшиеся лица. Видел подрагивавшие губы, безумные глаза, устремленные в одну точку, слышал крики – и принял самое главное в жизни решение.
Военврач Тиле остался на корабле.
В голове промелькнули воспоминания о первой лекции, которую он слушал в медицинском колледже. На подиуме стоял старый профессор с сияющим взором и пышущими здоровьем щеками.
– Вы выбрали самую прекрасную специальность из всех, какие есть. Вы подрядились на службу человечеству. Приветствую вас как союзников в борьбе против болезней, страданий и смерти. Нет более благородного занятия, даже если оно порой бывает очень трудным, ему часто сопутствуют неудачи и разочарования. Всегда помните об этом.
Военврач держал в руке шприц. Он подошел к одному из раненых. Тот немедленно очнулся, находясь в предкоматозном состоянии.
– Я тоже покину корабль? – спросил он.
– Да, – ответил военврач Тиле, – мы все.
Моряк подался вперед и улыбнулся. Врач медленно ввел ему под кожу содержимое шприца. Выполняя укол, он внимательно следил за пациентом, решив про себя, что этой дозы лекарства будет достаточно. Вынул иглу, подошел к следующему раненому, осуществив ту же манипуляцию, еще к одному, который спокойно наблюдал за его действиями.
Этот моряк понял, что происходит. Он благодарно улыбнулся. Обреченно протянул руку доктору, чтобы поздороваться. Но у военврача Тиле на это не было времени. Он лишь в ответ кивнул.
– Скоро все кончится, – сказал он. – Бояться нечего.
– Я не боюсь, – растягивая слова, ответил моряк.
Оставался еще один раненый. Последняя инъекция. Морфий – благословенный дар. О Небеса, тех ампул, которыми пришлось воспользоваться в последние несколько часов, могло хватить на целый город.
Теперь пришло худшее. Впрочем, нет! Все не так плохо. Другим досталась худшая судьба. Не надо думать об этом. Время уходит. В любой момент может хлынуть вода. Сколько людей попали в западню в различных отсеках корабля? Сейчас не надо задавать вопросы. Надо действовать.
Один из раненых шевельнулся. Военврач Тиле сделал ему еще одну инъекцию.
Теперь настала очередь его самого. Он оголил руку, ввел под кожу иглу и нажал на поршень, медленно и осторожно, как делал это тысячи раз своим пациентам. «Теперь все», – сказал он про себя и стал думать о другом.
Он прилег рядом с тем раненым моряком, который так благодарно улыбался ему и уже никогда не проснется.
Военврач Тиле также заснул вечным сном.
<...>
Затем случилось нечто невероятное, фантастическое.
– Стройся! – проревел голос. Это не было шуткой. – Стройся! – повторил командир. – Продвигайтесь вперед, не стойте как истуканы. В три шеренги, становись! Пошевеливайтесь, господа. Нет времени!
Повинуясь приказу, матросы построились, как на казарменном плацу. Как будто для строевого смотра, а не для решающего прыжка, цена которому жизнь или смерть.
Гомон затих, повинуясь командирской воле. Оставшиеся в живых матросы «Бисмарка» выполняли команды как на параде, держа равнение направо, на капитан-лейтенанта Юнака, повернувшись лицом к бушующей стихии, которая через несколько мгновений примет их. Один из матросов направился для отдания чести командиру.
Солнце вновь прорвалось сквозь завесу облаков. Осветило бледные мрачные лица. Для большинства из них оно светило в последний раз. Через палубу перекатилась огромная волна. Матросы вцепились друг в друга. Те, кто стоял сзади, не заметили надвигающуюся опасность и были смыты в море.
– Они уже отмучились, – пробормотал матрос во втором ряду.
– Друзья, – обратился к сослуживцам капитан-лейтенант. – Мы выполнили наш долг. Сражались до последней возможности. Теперь мы должны покинуть корабль. Первые заряды подорваны…
<...>
Тонущий корабль все больше наполнялся водой. Крен на левый борт увеличивался. Теперь «Бисмарк» в любой момент мог уйти под воду.
Командир корабля Линдеман был отчетливо виден в своей белоснежной фуражке, когда стоял в полный рост на гибнущем корабле. Рядом с ним находились три матроса. По палубе прокатился огромный водяной вал. Линдеман схватился за поручень. Матроса слева от него смыло за борт.
Командир принял стойку «смирно», приложил руку к козырьку, будто приветствуя членов экипажа, барахтавшихся в море, затем развернулся и отдал честь флагу.
Моряки, оставшиеся с командиром, спорили с ним. В этом не было сомнений. Линдеман отрицательно покачал головой. В сопровождении двух матросов он куда-то направился от кормы мимо пожарищ и трупов. Еще раз поприветствовал своих подчиненных за бортом.
Абсурд, подумал старшина Линденберг. Безумие. Так бывает только в кино.
Но это было не кино, а война. И перед ним находился не актер, а командир корабля.
Вернулся на ют. Вновь приложил руку к головному убору.
Но вот наступил конец драмы. Корабль перевернулся через левый борт. Медленно, неторопливо, как бы давая матросам, находящимся возле него, последний шанс отплыть подальше, чтобы не увлекло в образовавшуюся после затопления воронку.
Через несколько секунд корабль ушел под воду. Винты все еще вращались. Они исчезли последними. Вот и все. Самый большой и современный корабль в мире был уничтожен, потоплен своим экипажем. Вместе с кораблем погибли десятки, может, сотни людей, которые вовремя не смогли покинуть его. Среди них командир. Вместе с ним ушел на дно и флаг.
<...>
Немецкие офицеры собрали своих матросов.
– Теперь нас будут допрашивать, – предупредил капитан-лейтенант Юнак. – Положения Женевской конвенции вы знаете. Вы не обязаны ни в чем признаваться. Важно другое. Ни при каких обстоятельствах не следует говорить томми, что мы сами затопили «Бисмарк». Понятно?
– Так точно, герр капитан, – ответил старшина, – но почему мы должны делать вид, что это сделали англичане?
– Очень просто, – ответил офицер. – Им не следует знать, что наша броня выстояла перед их торпедами.
<..>
«Бисмарк» принес германскому флоту выдающуюся победу и горечь поражения. Боевой корабль, чудо техники, выдержал все испытания.
|
